– Юрий Мефодьевич, вы соглашаетесь с определением, что вы – старейший актер Малого театра?
– Я вхожу в десятку самых старейших актеров театра. Но из этой десятки я самый молодой…
– Ваши биографы считают, что вы недооцененный актер, что вы не доиграли. Вам не перепало сыграть такие яркие социальные роли, как Олегу Табакову и Олегу Ефремову.
– Естественно. В современных пьесах я мало был занят. Хотя, в пьесах Розова я играл всех мальчиков. У нас в Малом тоже его ставили. Были спектакли «Неравный бой» в 1960 году, «Перед ужином» в 1963, потом – «Взрыв», «Палата», в которой опять играл мальчика. Так я и сейчас, как мальчик...
– Но ваши-то коллеги из «Современника» ставили и играли что-то авангардистское, против течения, а у вас была сплошная классика. Вы как-то не в ногу со временем шли.
– Это спорный вопрос. Прошлый год был объявлен годом литературы. Везде об этом говорили, а что говорить-то? Перечитайте «Ревизора» Гоголя. В первой картине сидит вся эта кодла, и городничему говорят: «Дорогих лекарств мы не употребляем, простой человек если умрет, то и так умрет». Разве не актуально сейчас? А вот у Островского: «Нас куда-то ведут, мы куда-то идем, но никто не знает, куда и зачем».
И я бы мог говорить о Чехове. Он наиболее закрытый автор, но там, зато, такая нить внутреннего содержания, человеческого надрыва. Это мой любимый драматург. Сейчас таких авторов нет. Кстати, я сыграл всего Чехова. На сцене сыграл в разное время и Треплева, и Тригорина в «Чайке». Войницкого в «Лешем» (это первый вариант «Дяди Вани») и этого же персонажа через пять лет в постановке «Дядя Ваня». А еще были роли в кино по чеховским произведениям.
– И нет равных авторов Чехову?
– Был Валентин Распутин. Он очень близок к Чехову. Недавно в нашем театре шел спектакль «Последний срок» по его произведению. Зрители со слезами на глазах выходили из зала, хотя на сцене играли студенты Щепкинского училища. Два сезона шел спектакль на сцене Малого театра. И зритель просил еще. Как-то подходит ко мне молодая пара и говорят: «Спасибо, мы все поняли». А у самих глаза красные. Плакали. А был случай, девочку одну из зала вывели родители – она рыдала. «Бабушку жалко», - сквозь слезы говорила. А сюжет простой, житейский – умирает мать в деревне, сын рассылает всем родственникам письма, мол, приезжайте, ей плохо. Приезжают дети, и кто-то вскоре уезжает, ну а чего, ей же лучше стало. Вот вам современный Чехов.
Такой сплав содержания и эмоций зрителю нужен, такие авторы будут незаменимы.
– Вы думаете этим можно удивить?
– Вы думаете, физические упражнения на сцене могут удивлять больше, чем наш классический русский балет? Нет.
– У вас есть любимые роли?
– Все любимые. Что-то получилось лучше, что-то хуже. Наибольший успех мне принесла, конечно, картина «Адъютант его превосходительства». Меня и не утверждали поначалу, но режиссер добивался, чтобы играл я…
Была еще картина для умных – «Дерсу Узала» Куросавы – это международный уровень – 94 страны купили ее. Когда фильм вышел на экраны, я оказался в Париже. Иду по улице и вижу какое-то знакомое лицо во всю стену. На ней человек в теплой шапке, а на дворе лето. Присмотрелся, да это я в рекламе фильма «Дерсу Узала».
Не могу выбросить из памяти и «ТАСС уполномочен заявить», хотя сейчас я бы перемонтировал его, но это был 1984 год, тогда многие не знали того, о чем мы говорили в фильме, теперь мы все это знаем…
– А моя любимая ваша роль в картине «Школьный вальс».
– Многим нравится… Есть еще телефильм «Свет в окне», где по сюжету от родов умирает жена героя, и он один остается с новорожденным и старшей дочерью.
– Рита Сергеечева играла вашу дочку…
– Да, так вот, часто ко мне подходят и благодарят именно за эту картину. Говорят, что это их любимый фильм. А «Хождение по мукам». Есть фильмы, которые работают на воспитание общества, а есть фильмы ненужные. Мне еще очень близка одна из последних работ – «Московская сага», где я играю образ человека, прожившего большую жизнь.
– Вы считаете, что кинематограф несет социальную миссию?
– Считаю, что за последние 25 лет на кинематографе и телевидении лежит огромный воспитательный момент общества и, естественно, молодежи.. Кто-то станет убеждать, что показываемое на экранах хорошо? Не все же надо показывать, а сейчас можно снимать все. Но Островский все равно воспитывает лучше. В «Бесприданнице» от любви герой может застрелиться…
Мы готовим к постановке «Короля Лира». Главную роль отдали Борису Невзорову. Я посмотрел на него в «Детях Ванюшина» и понял – он созрел. Я знал, что он хочет играть эту роль.
– А сами не хотели бы сыграть Лира? Вы могли бы представить свое прочтение Шекспировского героя.
– Конечно, хотел, но пропустил время, и дело тут не в прочтении, а во времени. Просто некогда.
– Вы - добрый худрук. Все лучшее своим артистам отдаете.
– Не знаю, я добрый или нет, но собак люблю. Дача моя в Валентиновке. Там собакам раздолье. У меня три собаки, дворняги. Одного щенка внучка подобрала, когда умерла моя немецкая овчарка Маклай, чтобы мы с бабушкой не страдали, Саша принесла щенка. Подобрала его, где-то у магазина. Другой пес напоминает любимого Маклая. У него маклаевский характер, только вот уши не стоят. Еще есть Джулька – потомок одной из наших собак. Короче, я специалист по собакам, а внучка и жена – по кошкам. Как только у нас дома или в театре появляются котята, Саша их тут же старательно пристраивает в добрые руки. Она у меня молодец. Горжусь ею.
– Вы на даче животными занимаетесь, а с лопатой вас застать можно?
– Нет, не люблю в саду работать. Раз в неделю я обязательно приезжаю на дачу. Но копаться в земле – не мое. Могу ухаживать за деревьями. Могу часами ходить и смотреть, что отпилить, а что не надо. Увижу сухую ветку и размышляю: «А может, она потом расцветет, нет, отпилю ее, пожалуй. Дальше наблюдаю за садом. А это что у нас? Крапива. Давай вырву. Вот такие у меня хлопоты по даче.
– Вы созерцатель. Любите все красивое.
– Могу на цветы смотреть, поливать их, а вот высаживать, пропалывать - нет. У меня дома тоже растительность есть. Большое дерево стоит. Иногда жена спрашивает: «А ты полил у себя в комнате». Если не забуду, полью.
– Дачу завели, чтобы философствовать?
–Дача случайно попала к нам. Это кооператив актеров Малого театра. Раньше она принадлежала актеру Николаю Афанасьевичу Светловидову. Я числился в списке на получение участка. Но передо мной в очереди был директор театра Колеватов. И когда подошла его очередь, он уступил ее мне. Тогда как раз на экраны вышел фильм «Адъютант его превосходительства». Просто передать мне свою очередь он не мог, нужно было получить одобрение коллектива. И все старики театра, проголосовали за меня. Так я стал обладателем дачи в кооперативе Малого театра. А напротив меня через дорогу – Кооператив Московского художественного театра. По соседству были - Олег Ефремов, Татьяна Шмыга. Сейчас на нашей улице уже никого из артистов не осталось.
– Но вы не унываете. Следите за здоровьем, двигаетесь, домой ходите пешком.
– Пока мы находились в нашем историческом здании, ходил. Сейчас тяжело, да и далековато. И в метро уже не поедешь. Все подходят с просьбой сфотографироваться. Я не люблю фотографироваться, но иногда позволяю себе. Такое время, что кто знает, куда потом эти фотографии отправятся. Мало ли шантажировать начнут, шутка, конечно…-
– Вы на даче копать не любите, зато Малый театр окопался хорошо. Ремонт основной сцены «косметическими процедурами» для здания не закончился. Строители буквально делали подкоп под него.
– Главное в здании – фундамент. Под Малым течет река Неглинка. И периодически она напоминала о себе. Нас затапливало и когда Большой театр строили. Тоже что-то нарушили в грунте. Зато теперь Малый театр стоит надежно, на бетонном «столике». Вы себе не представляете, сколько бетона ушло.
– Не боялись, что театр с такими подземными работами провалится?
– Нет. (Смеется) Там нашли много всяких артефактов – монеты прошлых веков, осколки посуды. И все, что найдено, мы скоро покажем. На славу потрудились и строители, и археологи. Им надо в ноги поклониться. Так что, скоро откроемся и ждем всех на исторической сцене Малого театра. Там юбилей и отметим.